[Kati-Gusta]

Неожиданное! Солженицын как литературный критик.


Двоенье Юрия Нагибина

(отрывок для затравки )

...За пройденные годы мастерство Нагибина усовершалось и оттачивалось, но всегда в рамках советской благопристойности, никогда и ни в чём, ни литературно, ни общественно, он не задевал вопросов напряжённых и не вызывал сенсации. Такое он совершил лишь в 1994 выходом своей последней, уже посмертной, книги из двух повестей: “Тьма в конце туннеля” и “Моя золотая тёща”. Это, вероятно, наиболее интересное изо всего, что Нагибин написал за всю жизнь. Весьма любопытна первая повесть, а вторая приобщает лишь дополнительные краски для впечатлений о писателе, прожившем более 70 лет в СССР.

Материал “Тьмы” — сплошь автобиографичен, и можно поверить автору, да это и видно: он старается, с большой психологической самопроработкой, быть предельно откровенен о себе, своих чувствах и поступках разных лет, но отобранных по стержню одной темы, именно: еврейской в СССР. Эта тема, как мы теперь узнаём, кипела в нём десятилетиями, никогда не прорвавшись вовне. “Тёща” — тоже автобиографична (жизненные обстоятельства повествователя легко совмещаются там и здесь), но события и чувства отобраны по другому стержню, эта вторая повесть — “история моей сексуальности”, в преодоление “тошнотворных сексуальных табу”; повествователь находится в неотступном эротическом бреду, и: даже “старый, больной, умирающий, я трепещу былым трепетом”, хотя уже, глядя в зеркало, “не верится, что так можно износить свой земной образ”.

Да и мы от прочтения “Тёщи” испытываем пустоту. Однако и признаем: тут Нагибин достиг своего лучшего. Силы слога он не утратил до самой смерти, весьма изобретателен в словесности, не всегда, но в аккордных местах, куда вкладывает главное чувство: “округлая дароносица живота” (желанной тёщи), “кудрявый этот лес рассекало опаловое ущелье с живым, будто дышащим кратером; скважина и глубоко запрятан зев вулкана”, “накалывал её [тёщу] через потолок [совокупляясь с женою на 2-м этаже] на раскалённый шампур страсти”; впрочем, и не всё же на прямых откровенностях: “несовершенно представление о женской красоте, если из него изъято средоточие тайны”. — Встречаются яркие портреты, в изложении ему не отказывает остроумие, мелькает и юмор. В “Тёще” оставил он нам несравненные картинки замкнутой номенклатурной среды; не побывав там, средь них, такого не выдумаешь, не догадаешься (жадный расхват ношеного американского тряпья, крайняя грубость пиров, шуток, и это — “бренча орденами, как коровье стадо колокольчиками”). Отмечает у себя “большую любовь к природе”, и правда же чувствовал её, тут его питали и многочисленные охотничьи переброды, вот у него и гроза хороша, и “зелёные облака вокруг брачащихся сосен, осыпая пыльцой восковистые свечки”. Лексические возможности у Нагибина изрядные, использует он их неровно, но и без натуги; даже из этих повестей можно выписывать и выписывать: ножевой выблеск взгляда, людская несметь, оскальзывать взглядом, бездождный, вманчивый, рухнув сердцем, надвиг, наволочь, громозд, в обставе, скрут, вздрог, промельк, укромье, наподлив, взвей (сущ.), посмеркло, вклещиться, безпреградность, непрокашлянный голос, изнеживающее безумие и др.



= Дальше читайте сами
http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2003/4/sol.html
и веселитесь.
Я до сих пор хохочу, порадовал Пророк. ))
Обсудить можно будет на Главном, в моей
ветке -- приложении к блогу.